Представьте себе общину, город, любое поселение, жители которого не могут передвигаться иначе, как привязав правую руку к левой ноге, а левую руку, соответственно, к ноге правой. 

Повторим для закрепления. Правую руку привязывают веревкой к левой ноге. Левую руку другой веревкой к правой ноге. Как? Сами. Я тоже удивляюсь, но тем не менее. 

Привязывают не шутя, так что передвижение затруднено максимально. Считают ли они, что тем самым они сохраняют заветы отцов, или полагают, что именно это есть наиболее рациональный способ передвижения, сейчас не важно. 

Дома они как-то снимают с себя эти веревки, так что у себя в домах они, что называется, свободные люди. На стол накрывают летают просто. 

А по делам, на работу или в магазин, вообще вне дома, они ходили предварительно перевязываясь указанным выше образом. Ходили, согнувшись и семеня. 

И было рядом другое поселение. Враждебное этому, первому. Поэтому так и называлось Другое. И жители этого Другого были в гораздо более выгодном положении. Они правую ногу к правой руке привязывали, а левую ногу к левой. 

И Первое поселение, враждуя с Другим, все-таки с некоторой завистью на него поглядывало. Но идеология и политика в нашем примере имели большое значение, враждовали ужас.

Прошли годы и десятилетия. С чего началось, все давно подзабыли. Да и враждовать подустали. И достаток какой-то, медленно, но накопился, а с ним терпимость и широта взглядов. И ученые Первых стали потихоньку начальство приучать к мысли, что разница не такая уж значительная, чтобы из-за нее холодная война шла или, не приведи господи, горячая. 

В этом приучении они достигли большого мастерства, последовательно проявляя чудеса иносказания, терпения, готовности пострадать за правду и профессионального мастерства. 

Они героически писали записки наверх, суть которых сводилась к следующему: слушайте, но ведь там-то, у них: смотрите, ведь этот способ привязывания рук к ногам, ничуть не хуже, а в каких-то отношениях, только в каких-то, даже удобнее. И даже умудрялись иносказательно донести свою позицию в открытых публикациях. 

И начальство сперва шумело, и даже смельчаков наказывало. И следующие поколения ученых их считали героями и равнялись на них, а начальство, хоть и продолжало наказывать, но все менее строго и все с бОльшим вниманием их читало. 

Но ходили все по-прежнему: согнувшись и семеня. Правда, веревки ослабевали дисциплина-то не то, что прежде. "Подразболтались" влюбленно думало начальство.

И вот настал момент, когда веревки упали. То ли стерлись, то ли сгнили, неизвестно. Иное начальство разбежалось, а кто поумнее примкнули к ликующей толпе, да и возглавили ее. 

И те смельчаки-ученые и их ученики, целые институты обрадовано закричали: сейчас уникальный момент! Нужно, когда новые веревки будем на себя вязать, все сделать как у них, у Других! Смотрите, как они широко шагают! И начальство подумало: а ведь правда, что греха таить, положа руку на сердце я давно заметило, когда к Другим на переговоры ездило, а потом и на отдых, не могло не видеть: у них там шире шаг и вообще ловчее.

И стало осуществлять реформы. 

И появилась оппозиция, как без нее. Кричит: Другие нам не указ! У нас особый путь всегда был. Нельзя у Других на поводу! Они злобные намерения вынашивают. Давай, по-привычному вязаться. Искони крест-накрест вязались. 

Начальство послушало и решило так не пойдет. К старому возврата нет. Насгибались. Насеменились. Хватит. 

Надо, чтоб партии возникли. 

И они возникли, в этом чутком поселении. Построились в партии, провели выборы. Образовали фракции в парламенте.

"Правыми" себя назвали те, кто настаивал на свободе правой руки. Правую же ногу, согласно последним научным разработкам авторитетных Других, можно было бы попробовать привязывать к голове. "Правых" за такое в этом поселении обзывали "крайне правыми" и "прислужниками Других". Но "правые" указывали, что у Других такие научные достижения признаны и отмечены призами. Остальные на это молчали, только сопели, а про себя думали: мели-мели, все равно по-нашему вязать будем. 

Остальные представляли собой пеструю картину, но доминировали две группы. 

Во-первых, левые, которые говорили, что по уму-то оно надо-ть левую руку к правой руке же и привязать, а левую ногу к правой, стало быть, ноге. Китайцы, говорили левые, приезжая из командировок, не глупее нас, а грамотно связались и скачут, как зайцы. 

И, во-вторых, центристы, которые левых в основном поддерживали, но настаивали не на прыжках, а на кувырках через голову. "Китайцев ваших после большого скачка чуть кондратий не хватил говорили они левым, а через голову медведь кувыркается, тотемический наш предок, народный способ, верный". 

А тех, которые предложили вообще не связываться, их никто, собственно, не слышал. А если слышали, то не воспринимали. По многим причинам. Ну, скажем, какое от них влияние? На что? Комариный писк один. У левых с ними не было общего языка. А правые, с которым им было о чем потолковать, в доверительных беседах говорили: старик, ты говори да не заговаривайся. В полный рост и без веревок никто в мире не шагает. 

А тогда еще никто без веревок и вправду не шагал. Была такая же кучка у Других, так их и там за блаженных держали, закончил он рассказ и пополз по своим делам.