Хорошее название законопроекта — половина победы. Кто, в самом деле, решится возражать против законов "О развитии отечественной промышленности" или "О неуклонном повышении уровня жизни населения"? Вероятно, те, кто считает, что слова "развитие промышленности", "повышение уровня жизни" и "защита конкуренции" имеют твердое значение и, раз уж сказаны, должны определять содержание закона.

Возьмем обсуждаемый сейчас проект закона "О защите конкуренции". Ни у кого нет сомнения в том, что речь идет о задаче важной и нужной. Многие предприниматели сталкивались со случаями, когда органы власти подавляли конкуренцию, препятствуя их деятельности, например, по причине того, что находились более "достойные" предприниматели — ГУПы или просто друзья губернатора.

Не забыли про конкуренцию и авторы российской Конституции, упомянув в статье 8 про необходимость "поддержки конкуренции". Однако как практически законопроект предлагает ее поддерживать?

Главное, что обращает на себя внимание при знакомстве с законопроектом, — это его идеальное соответствие порочным тенденциям нашего права.

Тенденция первая — слабость процессуальных гарантий для участников антимонопольных разбирательств. Ужесточение антимонопольного законодательства и приближение его норм к европейским пока коснулось только обязанностей бизнеса, а не антимонопольных органов — они, как и прежде, вольны в установлении правил своей деятельности и не хотят себя в этом ограничивать. Так, несмотря на прямое указание правительства уделить внимание вопросам совершенствования процедур разбирательства, в законопроекте ни разу не упомянуто такое фундаментальное для процессуального законодательства понятие, как доказательство.

Для сравнения: на Украине, известной мне не понаслышке, прошлой осенью был разработан проект Конкурентного процессуального кодекса, нормы которого охватывают все стадии антимонопольного разбирательства. Серьезный подход к этой работе предопределил объем — 32 главы и 225 статей. Стоит ли говорить о том, какие процессуальные гарантии дает российский законопроект, состоящий из 34 статей?

Тенденция вторая — размытость и нечеткость используемых в законопроекте понятий, допускающие произвол в правоприменении. Например, специальная статья под названием "Исключения" гласит, что некоторые из запрещаемых законом действий все же могут быть разрешены в случае, если "они имеют или могут иметь своим результатом [...] содействие совершенствованию производства или реализации товаров или стимулированию технического или экономического прогресса, повышение конкурентоспособности на мировом рынке". С одной стороны, перечисляемые основания для исключения совпадают с устремлениями любых бизнесменов: их деятельность как раз и направлена на совершенствование производства, реализацию товара, повышение его конкурентоспособности, в том числе "в мировом масштабе". И даже если таких результатов она не имеет, то, по крайней мере, в полном соответствии с текстом законопроекта "может иметь". Согласно этой статье никакие действия, запрещаемые законом, в реальности запретить будет невозможно.

Но, с другой стороны, название статьи подразумевает, что речь все-таки идет об исключениях, а не отмене общих правил, предусмотренных другими статьями. Соответственно, существуют какие-то вне-законные дополнительные критерии, которые позволяют отделить "правильное" совершенствование производства от "неправильного" или измерить объем "стимулирования" прогресса.

Стоит ли говорить, что наличие подобных норм хуже, чем полное отсутствие закона. Четкие нормы деятельности все равно отсутствуют, зато появляется возможность сыграть в коррупционную игру "накат-отъезд".

Итак, что выходит у законопроекта в общем зачете? Слабые процессуальные гарантии и двусмысленные понятия. Рекламируя этот законопроект на последней встрече с бизнесменами, Владимир Путин великодушно согласился снизить срок исковой давности по приватизационным сделкам. Я тоже не думаю, что власть что-то потеряет на таком "размене".

Автор — секретарь федерального политсовета Союза правых сил